http://antiglobalizm.net.ua/safron.html

Робiтничий Спротив

Современное искусство. Вперед к Марксу?

Среди прогрессивной молодежи Украины наблюдается непрерывный рост интереса к марксизму, а также осознанное желание принять личное участие в борьбе против капиталистических форм насилия, агрессивности, отчуждения и оболванивания. Присоединяясь к протестным действиям, молодежь приходит к выводу о диалектической взаимосвязи революционной практики и теории. В конечном счете, социальная борьба неотделима от выработки мировоззрения и поиска истины. Принципиальные ответы на вопросы, которые перед нами ставит действительность, требуют подчас кропотливой работы над собой, умения слышать, видеть, понимать и воображать (да-да, отрываться от сиюминутной выгоды и спектакля знаний!), короче, постигать мир и людей. Желание не только адекватно объяснять, но и сознательно изменять общество необходимо подразумевает в себе ответственность за слова и поступки. Актуальность и "несвоевременность" прекрасного, а также актуальность и радикальность революционного субъекта в практике неразрывны.

Ниже мы предлагаем вам текст известного левого философа Влада Софронова-Антомони, который недавно посетил Киев, ближе познакомился с киевскими товарищами и прочел две лекции: "Преодоление солипсизма в подходах к искусству: вперед к Марксу" (прочитано в зале кино-клуба Киево-Могилянской академии 14 января 2004 года) и "Кантовская вещь-в-себе с позиций марксисткой методологии" (кафедра социологии Академии руководящих кадров культуры и искусства, 16 января 2004 года, на территории Киево-Печерской Лавры). Студенческому сообществу, для которого философ известен в первую очередь как блестящий переводчик ставших уже "культовыми" книг Жижека и Лавджоя, было чрезвычайно интересно и полезно послушать, задать вопросы и поспорить с Владом. Ведь не секрет, что современный государственный аппарат, лавируя между националистической бюрократией и рыночным произволом, "вытесняет" или демонизирует в глазах учащейся молодежи идеи марксизма. Многие студенты, получив буржуазное утонченное образование, задумаются теперь о своем месте и роли в классовой борьбе. О механизме "социально-политической продажности "класса интеллектуалов" в пользу буржуазии" (В. Софронов-Антомони), а также о выработке личной позиции в этих условиях. Конечно, это неразрывно связано и с переосмыслением более широких вопросов, например, марксисткой эстетики. О чем читайте ниже. Мы же надеемся сотрудничать с Владом и впредь. Присоединяйтесь!

А. Р.

АртКлязьма

Владислав Софронов-Антомони

Институту Лифшица пошел уже второй десяток лет. Созданный Дмитрием Гутовым и Константином Бохоровым в начале 90-х годов, существовал он эти годы отчасти как мыслительный эксперимент, отчасти как миф, отчасти как прообраз будущего состояния умов. Будущего, потому что внимание к строгой и серьезной эстетике Лифшица с бескомпромиссным ее упором на Маркса и Ленина, с безоговорочным отрицанием (по крайней мере на поверхности этой эстетики - что там "внутри" это разговор особый) "модернизма" как такового, с ее отказом от интеллектуальной травестии и т.д., все это, конечно, на всем протяжении 90-х не могло рассматриваться иначе, как причуда или как хитрый постмодернистский же проект, маскирующий себя под антимодернистский. Но вот кажется, что это "будущее состояние умов" начинает получать осязаемые формы - не только в общественном сознании, но и в конкретной художественной работе. Слова "идеал эпохи Возрождения", "отражение реальности", "художественный реализм", имя Ленина - все эти понятия могут произноситься (по крайней мере в некоторых кругах, которые - что главное - постепенно расширяются) без подтекстов, иронии, кавычек и прочих игривостей.
Это изменение состояния умов на сравнительно коротком промежутке времени еще раз подтверждает такую мысль Льва Троцкого (передаю своими словами, но близко к смыслу): "Никакая ситуация не может показаться безнадежной тому, кто понимает законы и направление движения истории".
Сразу оговорюсь - это изменение умов подтверждает и неустойчивость умонастроений нашего общества, всегда готового отнестись с симпатией (особенно если она ничего особенного не требует от симпатизанта) ко всему, что покажется "теперь модным".
И, тем не менее - всякому ясно, что начинается так необходимое спокойное и вдумчивое возвращение к ценностям поколений начала 20 века, давших величайшие образцы как продумывания нового мира и его эстетики, так и борьбы за этот мир. ТЕМ БОЛЕЕ что эти поколения испытали не только величайшие исторические триумфы, но и соответствующие масштабу этих триумфов трагические и отчаянные поражения (но еще раз см. вышеприведенную мысль Троцкого).
"Возвращение" марксистско-ленинской эстетики вообще и идей Лифшица в частности здесь означает не "вытеснение" прошлых и настоящих "неистинных" форм и течений искусства и замену их истинными. Такая тотальная замена одних форм искусства другими как раз и образовала надстроечную составляющую того предательства революции, которое произошло в сталинистском СССР.
Речь идет не о борьбе за доминирование на сцене искусства - напротив, как раз прошлые десятилетия были вытеснением определенных явлений искусства (в частности и например - эстетики, которую развивал Михаил Лифшиц) на периферию, в маргинальность. А то, что обманчиво сходные принципы были государственной догмой, лишь подчеркивает различие между вниманием и интересом подлинного марксизма-ленинизма к различным течениям в искусстве и циничным отношением советской бюрократии к искусству как к идеологическому "испанскому сапогу". Именно для того, чтобы заморозить и свести к единому ногтю принципиальную множественность искусства и нужно было циничное превращение в государственный монумент и монумент государству той области человеческого духовного производства - области искусства - которая по определению является областью поисков и борьбы.
Это превращение опасного и волнующего приключения, каким является искусство, в ледяной дворец в стиле сталинского ампира привело к тому, что, застыв в обманчивом величии, принципы марксистско-ленинской эстетики - лишенные воздуха дискуссии и соревнования - оказались не "упрочены раз и навсегда", а, напротив, десятилетиями подмывались, расшатывались и теряли свою привлекательность в умах и глазах художников. (Доказательством этому то, что после десятилетий обманчивого доминирования буквально за несколько перестроечных лет идеи Лифшица большинству стали представляться не просто "устаревшими", а как бы даже "невозможными".) Такая инфляция марксистской эстетики опять-таки была аналогом более широких процессов: постепенного расшатывания и лишения привлекательности идеалов коммунизма - не для Истории, конечно (еще раз см. вышеприведенную мысль Троцкого), но для советского общественного сознания.
Повторюсь - для меня "проект Лифшиц" является свидетельством движения к лучшему не в том смысле, что "истинное" приходит на смену "неистинному". Я так понимаю диалектику Гегеля-Маркса, что в природе не существует химически чистых образчиков "истинного" и vice versa. Для меня важно, чтобы на смену множественности постмодернизма, за которой стоит на самом деле равнодушие и усталость, пришла множественность соревнования (и сотрудничества) идей и людей, для которых искусство не салонная забава, а часть борьбы за лучшее будущее; или - если они не мыслят в понятиях борьбы за будущее - для которых искусство есть что-то такое, без чего жизнь в значительной мере теряет смысл. Мы уже понимаем, что эта борьба искусства (за будущее общество или - за смысл для неравнодушных) проявляется не в изображении красных знамен (хотя и в этом тоже), а какими-то более сложными способами - продумыванию этой сложной связи искусства и социальной реальности и посвящено творчество Михаила Лифшица.
Лично я убежден в победе принципов марксистско-ленинской эстетики - но именно принципов, а не тех или иных конкретно-исторических результатов, которыми характеризуется каждый отрезок нашего развития. От результатов что-то останется навсегда, а что-то бесследно растворится - так я понимаю принципиальную позицию интеллектуала. Кстати, это различие твердых принципов и преходящих результатов применимо и к самому Лифшицу. Его тоже можно и нужно историзировать - увидеть, что в его мысли крайне важно сегодня, а что останется в его эпохе. Такое размышление над его текстами и является для меня "возвращением к Лифшицу".
Так что участники "Проекта Лифшиц", неоднократно собиравшиеся для обсуждения работы в рамках этого проекта, выработали постепенно следующее понимание своих задач.
"Возвращение Лифшица" - это не знак того, что Гутов и Бохоров путем многолетней настойчивости "продавили" свой фантазм в определенных кругах, но, напротив, знак того, что в нашем обществе происходят какие-то важные процессы, которым вполне отвечают идеи этого мыслителя - не "соответствуют" может быть, но, по крайней мере, "отвечают". Следовательно, задача художника, вовлеченного в этот проект, состоит в том, чтобы дать этим изменениям пластическую форму, выразить их с помощью своего глаза и своей кисти.
Одно из основных возражений Лифшица модернизму состоит в том, что модернистский художник стремится выразить не реальность, а свое отношение к ней, свое Я, свои страхи и находки, в то время, как задача искусства, насколько я понимаю Михаила Лифшица, - дать выражение реальности в красках и формах. Конечно, понятие "реальность" далеко не просто и само по себе крайне проблематично - но тем интереснее ее изображение как задача для художника. Следовательно, если мы пытаемся как-то попытаться решить эту задачу изображения окружающей нас реальности - так решили участники "проекта Лифшиц" в ходе встреч и размышлений - то мы должны там, на Клязьме, увидеть и изобразить. Скажем пока так - "увидеть и изобразить". Но что? Что мы видим на этом пляже, на этом берегу и в окружающих его полузаброшенных пространствах?
Конечно, можно там ничего не увидеть и просто поставить в кустах, скажем, зеркало - и попенять потом на него. А можно увидеть немало. Можно, например, увидеть в том движении руки немолодой и расплывшейся телом женщины, которым она стремиться укрыть глаза дочери от солнца всю ее (матери) невеселую, полную почти что бессмысленного механического труда жизнь. Но одновременно в этом движении руки к дочери можно увидеть и всю надежду, что ее ребенок будет лишен этого бремени бессмысленности. Можно увидеть отчаянное стремление матери защитить дочь, укрыть, но и одновременно приподнять, дать ей возможность рассмотреть что-то впереди. А в пустой линии горизонта под блеклым небом можно увидеть, скажем, "зияющую рану, разделяющую прошлое и будущее".
Все это (и бесконечное множество чего-то другого) может увидеть художник в простом движении руки или в неброской линии горизонта и все это он может попытаться выразить своими средствами - если он хочет и может видеть. Так увидеть это, значит, мыслить реальность в красках и формах, потому что такой художник не маляр, но и обладатель определенного рода интеллектуального аппарата: его глаз схватывает послание реальности и выражает его (послание) движением кисти. Так что в некотором смысле такой художник является прообразом гармоничного человека будущего, где интеллектуальный и физический труд не будет непроходимо разделен. (Этой интеллектуальной составляющей труда художника было призвано отвечать, в том числе и чтение статьи Вальтера Беньямина "Произведение искусства в эпоху его технической воспроизводимости", осуществлявшееся в рамках "Проекта Лифшиц" автором этих строк.)
Выше описано только как была поставлена задача. Не все, конечно, удалось. Не исключено, что удалось совсем немного. Но вектор был определен, и работа началась. Разве этого мало?