Мих. Лифшиц

Немезида

Экономические науки. 1990. № 10. С.62-77

Предлагаемая вниманию читателей работа из архива выдающегося советского философа-марксиста Михаила Александровича Лифшица (1905 - 1983) является авторизованной стенограммой лекции по "современным вопросам марксистско-ленинской философии", прочитанной им в одной u:s писательских аудиторий в ноябре 1963 г., т. е. на самом исходе наступившей после XX съезда КПСС "оттепели". Вдумываясь сегодня в содержание этого давнего произведения, убеждаешься, что мастерски очерченные автором проблемы места марксизма-ленинизма в духовной жизни нашего общества, необходимости решительного отмежевывания от вульгарно-догматических извращений марксистской теории и овладения ее истинным содержанием, к сожалению, не только не устарели за истекшие три десятилетия, но и, напротив, до критической меры обострились. Это рождает горькие чувства и вопросы.

Почему потеряно впустую столько времени? Почему это, как и многие другие устные и печатные выступления М. А. Лифшица (о его творчестве в целом см.: Фролов А. Жизненная позиция марксиста // Экономические науки. 1989. № 9), остались гласом вопиющего в пустыне? А ведь они были тревожным предупреждением о том, что догматизированный, превращенный в мифологему "марксизм" неминуемо толкнет массы людей в объятия буржуазно-обывательских идеологических клише, трагически перепутает все ориентиры сознания и практического действия. Недаром же через лекцию проходит лейтмотивом образ Немезиды - греческой богини возмездия, карающей гордецов и "счастливцев" за самодовольство, за самонадеянное нежелание считаться с последствиями своих поступков.

Приблизиться к ответу на эти вопросы, наверное, поможет одна любопытная запись в рабочей тетради А. Т. Твардовского: "Статья Лифшица о "Дневнике" Видмара (речь идет о статье 1957 г., опубликованной в "Новом мире"- А. Ф.) просто восхитила меня. Как все-таки он умен и знающ. Но не это главное, а то, что вот, казалось бы, "вольнодумец" и т. п.-- как он тверд и строг в незыблемых позициях марксиста-ленинца, как все непросто" (Знамя, 1989. № 8. С. 136 - 137). Здесь поэт в несколько наивной форме, но искренне усомнился в справедливости того расхожего мнения, что после всех преступлений сталинского режима вольнодумец не может быть марксистом, а марксист не способен быть вольнодумцем, т. е. человеком мыслящим умно, смело, самостоятельно, творчески, критически. Это и есть тот порочный круг, в который оказалось прочно втянутым наше общественное сознание, особенно в результате пятилетней обработки популярнейшими средствами массовой информации. Либо ты марксист, иначе говоря, сталинист и догматик, - утверждают нынешние "демократы-радикалы", - либо ты вольнодумец-либерал, а "иного не дано"...

М. А. Лифшиц, разумеется, никак не вписывался в эту нелепую обывательскую схему. Он опровергал ее самим фактом своего существования на идейном небосклоне, а потому постоянно подвергался ожесточенным нападкам с обеих сторон, как либеральной, так и догматической. И было за что! Ведь в своих работах он предельно убедительно доказывал, с одной стороны, что пресловутый догматизм построен вовсе не на твердом следовании тезисам марксизма, а, наоборот, на самом безответственном к ним отношении, на их беспардонном перевирании в угоду текущей или предвидимой политической и экономической конъюнктуре. А с другой стороны, согласно его не менее убедительной позиции. либеральная идеология никогда не выступала действительной альтернативой догматизму сталинистского или застойного типа, либерализм органически входил в идеологическую систему тоталитаризма, выполняя в ней важную "компенсаторскую" функцию. Выступая на поверхности явлений как непримиримые противники, догматизм и либерализм в сущности были и сегодня остаются партнерами, поделившими между собой сферы влияния. И если границы сфер ныне серьезно передвигаются, то это означает лишь, что тоталитарное давление на человеческие мозги приобретает более "цивилизованную" и привлекательную для неискушенных, а потому и более эффективную форму.

Эта, так сказать, двухпартийная система идеологического манипулирования и является сегодня главным препятствием на пути развития сознания трудящихся, их марксистско-ленинского просвещения. Она, разумеется, имеет свои корни в нашей действительности, входить в подробное рассмотрение коих здесь нет возможности. Необходимо лишь указать на то, что соотношение догматизма и либерализма на идеологической арене довольно точно отражает соотношение сил двух основных фракций внутри господствующего социального слоя - старой советской бюрократии и новой советской буржуазии.

По вполне понятным причинам 27 лет тому назад М. А. Лифшиц мог высказываться на эти темы только с большой осторожностью. Так, для характеристики вульгарно-догматического извращения марксизма он пользуется актуальным в то время зарубежным примером маоизма и в меньшей степени, но твердо и определенно затрагивает отечественную проблему сталинизма. Вместе с тем и либеральное "вольнодумство" не достигало тогда теперешних масштабов.

Но суть дела с тех пор практически не изменилась. Поэтому сегодня работа Лифшица - хороший ответ тем, кто ликующе вопит о конце марксизма-ленинизма. Это ответ на многочисленные как списанные у Бердяева, так и "первородные" невежественные утверждения, что К. Маркс, Ф. Энгельс и В. И. Ленин не сумели-де создать учения о человеке, общезначимой этики и т. п. Наоборот, лишь на фундаменте Марксова исторического материализма, раскрывающего объективное действие добра и зла в истории, возможно реальное понимание природы общечеловеческих ценностей и подлинное овладение ими.

***

Прежде всего я хотел бы сделать следующее предупреждение. Тема моей лекции сформулирована таким образом: "Современные вопросы марксистско-ленинской философии". Если бы я стал на путь их перечисления, мне кажется, я только утомил бы вас и, может быть, не задел бы ни ума, ни сердца моих слушателей. Поэтому я предпочитаю пойти иным путем. Попробую остановиться на одном вопросе, сквозь который будут просвечивать другие. Он кажется мне вопросом номер один. Поясню его при помощи притчи.

Недавно пришлось мне рыться в книгах, дело было в букинистическом магазине. Слышу за спиной чей-то голос: "Нет ли у вас Шопенгауэра?". Спящая красавица Книготорга вяло ответила, что таких авторов у них нет. А я заинтересовался этим любителем философии. Хочется все-таки посмотреть на человека, который не Гоголя и Белинского, а Шопенгауэра с базара понесет. Наверное, какая-нибудь старая крыса, если не призрак вообще. Я повернулся и был очень удивлен: передо мной стоял молодой человек в том нежном возрасте, когда усы - признак мужественности - едва пробиваются над верхней губой.

Это меня озадачило. Зачем ему Шопенгауэр, кумир образованного мещанства XIX века? Ведь он еще многое не читал из того, что ближе к его действительной, а не воображаемой личности... И я позволил себе нескромность спросить об этом. Он ответил ледяным взглядом, и я сразу понял свое убожество, понял, что я - троглодит, безнадежно отставший от современной мысли.

Само собой разумеется, что такое поведение молодого человека, оскорбившего в моем лице старшее поколение, мне не понравилось. Я стал внутренне кричать на него и топать ногами, я ставил ему в пример молодежь нашего времени. Вспомнил даже слова моего старого друга, служившего в Богунском полку: "Когда я лежал в госпитале с перебитой спиной и прочел в "Азбуке коммунизма", что вода при 100° переходит в пар, чему я так обрадовался, ты не знаешь?" Да. были люди в наше время, а вы-то, нынешние, с чего это вас на Шопенгауэра потянуло?

Но тут мне пришло в голову, что в этом есть и моя вина. Если это растение растет криво, где же я был, когда оно принималось расти? Да и смешно ругать стихийные явления. Не говорю же я: "Сукин сын дождь, зачем идешь не вовремя? И так мокро".

Молодой человек - не дождь, это сознательное существо, но и сознательные существа действуют иногда стихийно, и нужно подумать, отчего это происходит. Вспомнил я его физиономию - ничего как будто дурного нет. Я не думаю, чтобы он читал "Лайф" и "Тайм", а если даже ему приходилось слышать плоские радиопередачи с той стороны, так откуда у молодого человека, получившего наше воспитание, такая хрупкая идеология? И тут меня осенило. А что если науку о превращении воды в пар при 100° преподносил ему товарищ (я имею в виду реальную фигуру, но не буду называть фамилию, так как было бы нехорошо воспользоваться лекцией для такого рода критики), которого условно назову Балалайкиным. Эту фамилию вы найдете у Щедрина. Я знаю одного такого товарища, и у него есть слушатели. Если мы выберем наугад пятерку из этих слушателей, то по теории вероятности внутреннее распределение будет таково. Один пойдет по стопам своего учителя, трое других, вероятно, махнут рукой на всякую идеологию и займутся исключительно своей специальностью. А с оставшимся что-нибудь произойдет - или он горькую станет пить, или в церковь пойдет, или Шопенгауэра будет читать, но что-то такое неизбежно должно случиться. Есть такая украинская поговорка: "На злысть моей маты выдрежу соби нос, нехай у моей маты буде дочка без носу". Можно жалеть дочку без носу, можно ругать ее, ну а "маты", выходит, ни при чем?

Вот я и думаю, что вопрос номер один, стоящий перед марксистской философией в настоящее время, это необходимость отмежеваться от такого способа преподнесения марксистской философии, который рождает желание обратиться к Шопенгауэру, Бердяеву или к каким-нибудь другим столь же неподобным источникам. И это совсем не частная проблема, связанная с тем, что известный мне Балалайкин действительно существует. Эта проблема, можно сказать, даже международная, особенно в настоящее время.

Действительно, то, что мы знаем о позиции китайских руководителей, показывает, что совершается чудовищная дискредитация идей коммунизма, марксистско-ленинского мировоззрения, всей совокупности наших взглядов.

Вы, вероятно, читали и слышали о "плановом размножении", о казарменном, устройстве "народных коммун" и о других открытиях, сделанных китайскими "марксистами", особенно в области теории войны и мира. Похоже на то, что покойный Хулио Хуренито, стоявший на точке зрения "чем хуже, тем лучше", не умер, а переселился на Восток. Мне приходит в голову в связи с этим, что еще в 1954 г. один бывший министр внутренних дел с трибуны съезда китайской Компартии каялся в том, что он применял "немарксистский метод пыток". Признаться, мне и тогда показалось это страшным. Плохо для марксизма, если нужно доказывать, что пытка это "немарксистский метод".

Конечно, все это плохо для марксистской философии, и, конечно, многие враги ее торжествуют в настоящее время. Вот, говорят, к чему приводит марксизм на практике, вот что подтверждается историей жизни 800-миллионного народа, овладевшего идеями марксизма.

Но хотя все это очень худо, есть утешительная сторона, которая состоит в том, что дошедшее до крайности извращение марксизма ставит перед всем коммунистическим движением задачу решительно отмежеваться от него. Коммунистическое движение очень выиграет от этого.

К чему приводят такие художества? Существует большая мельница антикоммунизма и мелет она без устали поток враждебных идей, правда, плоских, но действующих, путающих умы людей. "Китаизированный марксизм" способствует успеху эрой пропаганды, он отталкивает от марксизма подлинного, живого. Он действует на руку тем людям, которые утверждают, что марксизм устарел. Марксизм, говорят они, не способен справиться с массой явлений современной жизни, не может понять их со своей догматической точки зрения.

Нам говорят, например, что марксизм не понял значения личности. Он утверждал, что роль личности в истории относительно невелика - не будь одной личности, была бы другая, великие личности только выражают общие исторические движения. А между тем история показала, говорят нам, что личность накладывает громадную печать на целую эпоху, и от того, какая личность - злая, тираничная, хорошая, или плохая,- от этого многое зависит. Умирает личность, и дело меняется.

Нам говорят, что марксизм, опирающийся на социальный анализ, не может объяснить целый ряд явлений, присущих современной жизни. Марксизм не признает парапсихологию, глубинную психологию, т. е. фрейдизм и различные формы подобного "анализа", не связанные с фрейдизмом. Марксизм осуждает те направления философской мысли, которые поворачиваются спиной к разуму и утверждают, что гораздо значительнее, важнее, серьезнее в человеке действуют мотивы иррациональные: стремление к власти, жажда насилия и т. п.

Посмотрите, говорят нам на современную историю. Разве можно объяснить все это утилитарными экономическими мотивами, которые марксизм выдвигает на первый план? Разве во всем этом нет фантастических мотивов, руководящих людьми? Разве можно себе представить, что, исходя из чисто экономических интересов, возникает что-нибудь, напоминающее гитлеризм или итальянский фашизм,- весь этот шабаш нового варварства, захвативший целые нации?

Нам говорят: вы не понимаете, что кроме экономических интересов есть в человеке много тайного, скрытого, что вырывается на первый план и становится главным, определяющим. Это желание творить зло, желание добиться власти, поддержать свою расу, племя. Паскаль писал в XVII в., что человек все отдаст ради престижа. А вы утверждаете, что мотивы играют малую роль в истории и все решается исходя из целесообразности, утилитарных соображений. В таком духе критикует, например, марксизм швейцарский профессор Таймер, автор "Истории политических идей", в которой Маркс рассматривается как представитель так называемого утилитаризма.

Но выпады на страницах философской литературы - это не столь существенно. Посмотрите, что происходит в самой политике. Я не буду брать идейные основы сверхреакционных партий, которые достигли апогея в 30-х годах и потерпели морально-политический разгром вместе с гитлеровской Германией. Возьмите так называемых правых социалистов. Они полностью отказались от марксизма, объявив сто устаревшим. После 1956 г. сначала у лейбористов, затем в других социалистических партиях произошла смена программ. Большое место в обосновании новых программ заняли философские вопросы и все, что относится к обще-идейной стороне. Вместо экономических задач, к решению которых прежде больше всего взывали социал-демократы, вместо этого ни первый план выдвигаются другие- скажем, проблема достоинства человека, свобода личности и т. д. Дело, говорят они, не только в том, чтобы накормить рабочего, важно, чтобы его престиж не был ущемлен, чтобы рабочий имел отдушину для проявления внутренних инстинктов, чтобы ему, по крайней мере, казалось, что он человек, что с ним обращаются по-человечески, что он может участвовать в определении хода жизни и материального производства, получить образование и т. д. При обосновании новых программ и социалистических газетах и журналах много говорилось о том, что нельзя рассматривать человека как абстрактное рациональное существо, что есть в нем эмоциональная и темная стороны, жажда мифа и личного могущества.

Короче говоря, социалистические партии включают в свою идеологию те или другие элементы иррационализма. Я не стану углубляться и эту область, иначе мне не останется времени для основного вопроса. Хочу сказать только, что если прожженные политики толкуют о таких вещах в своей программной литературе, это не зря. Что-то здесь есть. Дело понятное - они рассчитывают на то, что деревянный, абстрактный марксизм вызовет разочарование в массах, и хотят выставить себя защитниками человека как человека со всеми его обычными радостями и горестями, с его нравственными интересами и жаждой свободной самодеятельности. Они утверждают, что марксизм жертвует этим ради социальной абстракции, что не одной классовой борьбой жив человек и что коммунисты хотят превратить его в манекен, в марионетку.

Защита иррациональных начал есть оправдание стихийности старого строя жизни, к которому эти социалисты слишком привязаны. Вот почему они и хотят возбудить ужас перед организацией, а для этой цели "китаизированный марксизм" с его эксцессами военно-административного управления хозяйством и культурой, с его казарменным идеалом и подавлением личности - прямая находка. Но еще более опасна для коммунистического движения другая сторона этой карикатуры на марксизм.

Обычные аргументы, выдвигаемые против коммунистов в настоящее время,- это обвинения в том, что, исходя из анализа чисто экономических интересов, марксизм рассматривает сознательную деятельность вообще под утлом зрения целесообразности, а потому будто бы неизбежно приходит к формуле, связанной с правилом ордена иезуитов: "Цель оправдывает средства". На этом обвинении построена громадная антикоммунистическая литература, включая сюда и реакционные утопии, образцом которых является книга Д. Оруэлла "1984", в которой изображена будущая Англия, превратившаяся в тоталитарное государство во главе со "Старшим братом", где люди подавлены, а жизнь их лишена всякого смысла, где общество превращено в шигалевское стадо, пасомое посредством современных технических средств. Ясно, что для этой карикатуры Оруэлл воспользовался некоторыми чертами культа личности, но ясно и то, что при помощи таких романов осуществляется зашита буржуазной лжедемократии. Ради этой цели коммунизм отождествлен с идеями "Великого Инквизитора" из Достоевского, т. е. с карикатурной стилизацией общественной целесообразности, во имя которой будто бы следует пойти на любые жестокости. Есть большая литература о том, что настоящим предком коммунизма является не кто иной, как Нечаев.

Нечаев по своим теоретическим взглядам был эпигоном просветительской эпохи. Это буржуазный утилитарист с характерным для такого мировоззрения преувеличением идеи пользы. В практической области этот человек пытался внести в революционное движение иезуитские формы организации. Ради успеха хорошей цели нужно, чтобы каждый человек рассматривался как простое орудие. Нельзя останавливаться перед обманом и преступлением, если это полезно для революции. Цель оправдывает средства. Известно, что Маркс и руководимый им Интернационал резко разошлись с идеями Бакунина и Нечаева. Но это не мешает некоторым историкам выводить нашу революцию из уроков Нечаева.

Рассказываю вам об этом для того, чтобы вы поняли, о чем идет речь в борьбе с буржуазной идеологией. Это не детская перестрелка (скажем, "Вопросы философии" напишут, что материя определяет сознание, а где-то за рубежом скажут: нет, совсем не так). Главные вопросы те, о которых я вам только что сказал. Культ личности с его ошибками и преступлениями причинил много вреда влиянию коммунистических идей, и такие явления, как нынешний "китаизированный марксизм", - это вода на мельницу антикоммунистической пропаганды. Такой "марксизм" пугает не только интеллигента, интеллектуала, занятого духовными вопросами. Он, конечно, не желает идти в общество, нарисованное Оруэллом. Но не хочет ничего подобного и простой человек, до которого все это также доходит.

Конечно, мы имеем полное право сказать, что марксизм не имеет ничего общего с подобными установками. Но для того, чтобы это доказать, мы должны развить нашу точку зрения, поставить такие вехи, которые не позволили бы смешивать наше мировоззрение с нечаевщиной или с "казарменным коммунизмом" (по выражению Маркса), не позволили бы смешивать его и с теми угрюм-бурчеевскими методами, которые ныне применяют китайские руководители в таком большом масштабе. Вот, действительно, вопрос номер один. Здесь перед нами громадная работа по овладению умами, в которые брошено семя неверия.

Наши противники говорят, что история последних десятилетий доказала, будто марксизм не выход и не спасение от общественных бедствий и противоречий, ибо в нем самом проявилось действие вечных законов - законов добра и зла. Когда человек берется за оружие, за любое техническое средство, он уже потенциальный преступник, и только глубокое осознание духовной катастрофы может его спасти. Так утверждает современная буржуазная философия, обвиняя марксизм в том, что он будто бы отрицает значение нравственных проблем, увлекает человека "техническим эросом" и делает его безответственным орудием определенной социальной группы, ради успеха которой все дозволено.

Эти господа утверждают, что Фрейд или Ясперс, не говоря уже о Достоевском, глубже Маркса и Ленина. Ведь история революций, говорят они. доказывает, что любая классовая борьба не спасет от вечных проблем, от преступлений демонической личности, от трагедий добра и зла.

Но дело не только в людях чужого лагеря. Попробуйте сказать, что вы никогда не встречались с такими взглядами в обывательских разговорах у нас. Может быть, вам повезло, а мне приходилось слышать нечто подобное и притом от людей, в которых я не подозревал ничего худого, которых я даже уважаю за их полезную практическую деятельность. Если не экзистенциализм, не фрейдизм, то какие-то отвлеченно-гуманные речи у нас тоже не редкость: "Вы нам все говорили о классовой борьбе, а есть общечеловеческие проблемы, и они - главнее. Надо быть хорошим, добрым, порядочным - вот ключ ко всему".

Разумеется, надо быть порядочным, хорошо быть добрым, но в больших исторических масштабах такими плоскостями не проживешь. В них слышится голос пошловатого сомнения в общественном содержании марксизма, топ великой идеи, которая двигала массами в период Октябрьской революции и ведет нас к коммунистическому обществу. Мне кажется, что такие сомнения, как и различные карикатуры на марксизм,- это две стороны одной и той же медали. Одно питает другое.

Да, мы всегда говорили о классовой борьбе и не отказываемся от этого. Но верно ли. что наше учение вне нравственности, вне добра и зла. что с нашей точки зрения, как говорит одно известное лицо у великого поэта, "нет правды на земле"?

А что же есть? По-видимому, только сила, "острие против острия", как говорят китайские теоретики. Они говорят также: пусть погибнет в атомной войне большая часть человечества, зато оставшиеся создадут цивилизацию еще более прекрасную, чем та. которая существовала.

Может быть, и суждены человечеству большие утраты, но люди, которые основывают свою идею общественной пользы на такой арифметике, не могут создать никакой цивилизации. Они могут только укрепить в массах боязнь подобных экспериментов, зависящих от людей, действительно похожих на Инквизитора из Достоевского, не знаю только, сохранить ли за ним в настоящее время титул "Великого".

Попробую показать на нескольких примерах, что с точки зрения марксизма нравственный закон в истории существует. Больше того, только марксизм и есть та философия, которая может по-настоящему обосновать существование этого закона. Это не будет речь либерального карася, о которой рассказывал в одной из своих сказок Щедрин. Это не будет обновление либерального народничества, пустых фраз о добре и прогрессе. Это будет именно та позиция, тот взгляд, который ищет основу нравственного закона в мире фактов, не обещая ничего слишком розового и не обманывая людей ложной романтикой там, где нужен суровый и трезвый реализм.

В настоящее время происходит полемика между китайскими теоретиками и большинством коммунистического движения, одним из представителей которого является Пальм про Тольятти. Итальянская коммунистическая партия выдвигает конструктивные планы борьбы за мир и внутреннее переустройство своей страны.

Китайцы объявили Тольятти ревизионистом. Дело в том, что он возлагает вину за напряженность международных отношений на буржуазию, на правящие слои империалистических стран. Он обращается к ним с увещеванием, рекомендует им занять другую, более разумную позицию. Китайские теоретики считают, что это расходится с идеями марксизма, теорией борьбы классов. Они говорят: "Разве можно, с точки зрения марксиста-ленинца, сводить стремление империализма сохранить свое господство и возникновение неустойчивости в международной обстановке к вопросу понимания вещей и явлений правящими кругами империалистических стран вместо того, чтобы рассматривать это как результат действия закономерностей капиталистического империализма? Разве можно полагать, что если только просвещенные круги империалистических государств придут к "правильному пониманию" вещей и явлений, а их правители станут "разумными", то общественный строй различных стран мира коренным образом изменится без классовой борьбы и революции народов"?

Здесь есть, конечно, элемент демагогии, потому что нигде Тольятти не говорил, что без классовой борьбы и революций можно коренным образом изменить общественный строй. Но не в этом дело. Китайцы считают невозможным требовать от деятелей буржуазии, от представителей империалистического строя, чтобы они вели себя более разумно. Ведь это предполагает, что они вменяемы, ответственны перед каким-то высшим трибуналом. Но можно ли предъявлять волку требования, чтобы он не ел кровавой пиши? Разве возможно такое нарушение объективных закономерностей, и разве теория классовой борьбы допускает существование каких-то объективных норм разума и добра там, где речь может идти лишь о столкновении исторических социальных сил?

Мне кажется, что этот взгляд не имеет ничего общего с действительным пониманием исторических закономерностей. Классическому марксизму в духе Маркса и Ленина не свойственно фразерство на моральные темы, но ему присуще глубокое понимание объективного "морального фактора", который заложен в самом движении истории.

Чем бы это пояснить? Я возьму в качестве примера судьбу тех учений, которые еще до второй мировой войны объявили марксизм устаревшим. Я имею в виду те философские учения, которые повернулись спиной к разуму, выдвинули на первый план иррациональные мотивы раскованной активной жизни, сильной личности, критики прогресса и возвращения к непосредственному наивному новому варварству [...].

К этим течениям уже в начале столетия относятся философия Бергсона во Франции, оказавшая большое влияние на литературу и философию XX в., прагматизм Джемса в США или ницшеанская "философия жизни" в Германии. Эти школы поставили инстинкт выше разума, идею действия во что бы то ни стало - action directe - выше истины. Именно эти течения буржуазной общественной мысли подготовили поворот в буржуазной политике к открытой реакции. Мы знаем, что реакционная волна ударила с особенной силой в 30-х годах, мы помним бесноватого фюрера, провозгласившего идею уничтожения культуры и спасения мира Путем возвращения к свежему воинственному варварству. И вот что произошло. В 1940 г. в Париже, при немцах, можно было видеть такую картину. Анри Бергсон - престарелый, больной, всеевропейская знаменитость, поддерживаемый медицинской сестрой и врачом, пришел на пункт регистрации. Он был еврейского происхождения и вместе со своими соплеменниками должен был подвергнуться расовому закону. До газовой камеры он не дожил, но вернулся домой и умер. А ведь в той идеологии, которая привела к гитлеровским расовым законам, было немало и от бергсоновской иррациональной витальной активности, превратившейся в плоскую уличную философию нацистских банд!

А вот другой пример. В Вене до второй мировой войны возник известный философский кружок. Один из его главных представителей Мориц Шлик писал, между прочим, по вопросам этики. Это было направление, которое при помощи логического анализа хотело устранить из человеческого общения различные псевдопроблемы, думая, что тяжелее всего людям именно потому, что их угнетают псевдопроблемы. А если бы этих псевдопроблем не было, люди были бы счастливы. Я излагаю эту теорию в ее элементарной тенденции, потому что только об этом здесь идет речь. Сущность дела (при совершенно другой окраске) примерно такая же, как у Бергсона: жизнь - игра сил против абстрактного рассудка, против мертвого груза культуры. Нужно сложить с себя вериги абстрактной цивилизации и вернуться к тому, что сам Мориц Шлик выразил названием одного своего сочинения - "Этика без самоотречения". Речь шла о том, чтобы поведение человека не было стеснено рациональными узами псевдопроблем.

Судьба Шлика трагична. В 1936 г. один из его учеников, нацист, заколол его кинжалом. Он принял всерьез наставления своего учителя. В сущности говоря, это сам Шлик направил против себя кинжал убийцы, так же как Бергсон принял участие в создании того страшного движения, которое обрушилось на него самого.

Выходит, что Немезида, древнегреческая богиня, дочь Ночи, все-таки существует. Это случайные совпадения! - скажете вы. Конечно, случайные, но иногда в случайности блеснет что-то закономерное, и эта вспышка освещает смысл жизни. Возмездие, кара, как любил говорить Герцен, за преступления людей, за их ошибочные, ложные шаги в истории и в личной жизни - не выдумка. Не всегда. конечно, это возмездие проявляется так наглядно, но действие его неотразимо.

Перейдем к более широким вопросам. В чем состоял секрет успеха гитлеризма и других подобных движений в 20-30-х годах? Неужели весь этот победный марш, подчинивший Германии нею Европу и поразивший умы своей неожиданностью, был только результатом фактической силы немецких войск? Нет, нам точно говорят генералы в своих воспоминаниях, что военная сила Германии была не так велика. Танки Гитлера были, например, хуже чехословацких, артиллерия -- слабее французской. У них были, правда, некоторые новинки, но германские генштабисты дрожали: вдруг эта агрессивная внешняя политика встретит реальное сопротивление? Однако на пути Гитлера все рушилось. Буржуазные политики падали на колени, буржуазные идеологи, интеллектуалы на Западе восхищались этим успехом, который они переводили на язык философии, утверждая, что настало новое время - время силы, суровых слов, жестокой реальности вместо прежних либерально-демократических парламентских фраз.

В действительности временная сила Гитлера была не просто силой - она была отношением. А отношение есть нечто более сложное. Сила Гитлера была в грехопадении западной буржуазной лжедемократии. Французы и англичане в соперничестве с американцами сами вскормили эту страшную силу в расчете на то. что она будет обращена на Восток. Они надеялись, что она задержит распространение революционных идей. Но вместо того, чтобы действовать под их контролем, она вырвалась и отомстила им. Это была страшная месть, возмездие за реакционную политику правящих классов Западной Европы. Зубами и ногами уцепились они за кусок земли, чтобы спастись на краю пропасти. Оказывается, в истории есть какая-то Немезида.

Если вы пойдете отсюда в глубь веков, то окажется, что все ее Чингисханы и Аттилы, эти образы, наиболее поражающие фантазию, образы личного могущества и деспотической власти тоже возникли на почве отрицательной моральной силы. Если вы будете внимательно изучать историю, вы увидите, что сила подобных чемпионов агрессии не была в точности равна их материальному превосходству. Совсем нет! Сила их. состояла прежде всего в слабости их противников, противоположной стороны, состояла, если можно так выразиться, в ее грехопадении. Ллойд-Джордж сказал, что Наполеон вовсе не был гениальным полководцем, ему просто повезло: он всегда воевал против коалиций. Это остроумно, но не глубоко. А суть дела в том, что Наполеону долгое время приходилось воевать против распадающихся режимов, которые завязли политически и нравственно во всяких реакционных грехах. Вот почему при всем деспотизме Наполеона и при всех отрицательных сторонах его господства в его сторону дул "ветер истории", действовал моральный фактор до тех пор, пока он сам не преступил известной меры, пока против самих французов не поднялось народное движение в подчиненных ими странах. Еще греческий историк Геродот писал о существовании роковой грани которую не следует преступать,- иначе вызовешь поворот счастья. Это наивно, но это первая, еще фантастическая, попытка осмыслить нравственный узел, которым связаны самые материальные факты истории. И разве случайно то обстоятельство, что не только гордыня гитлеровского рейха, но и все расчеты реакционных классов были опрокинуты к концу второй мировой войны? Получилось совсем не то, чего они хотели, от капиталистического мира отпали многие страны, ирония истории сыграла с ним плохую шутку.

В истории есть нравственное содержание, оно есть потому и постольку, поскольку необходимость, определяющая поступки людей,- не простая фактическая связь немыслящих агенций. Это необходимость, которая проистекает из собственных действий людей. В какой-то момент, человек более свободен в выборе своих поступков. А потом уже дело катится, свобода переходит в необходимость и человек испытывает последствия своего выбора. Так в личной жизни, так и в жизни общественной. Это не моя тема сегодня, но литература любит подобные ситуации. Художественная литература основана на том, что старые теоретики называли "поэтической справедливостью". В XVII-XVIII вв. поэтическую справедливость понимали в духе буржуазной морали. Общественная мысль верила в то, что личная честность несет за собой награду, а порок - наказание, либо потому, что так установлено благим провидением (как полагали Локк, Ньютон, отчасти даже Вольтер), либо потому, что порок невыгоден с точки зрения разумного эгоизма, на котором построены нормальные рыночные отношения. Если ты не будешь соблюдать чужих интересов, то и с тобой поступят так же. Это наиболее распространенный взгляд просветительного века, и он широко отразился в литературе.

Вы помните ироническое замечание Пушкина о романах XVIII столетия:

И при конце последней части
Всегда наказан был порок.
Добру достойный был венок

Люди вскоре поняли, что это только приятная иллюзия, что в реальной жизни общества так не бывает. Капитализм обманул ожидания тех, кто все свое упование возложил на моральные заповеди, на частную добродетель. История оказалась тире морали. И это по-своему отразилось в мировой литературе.

А нынче все умы в тумане.
Мораль на пас наводит сон.
Порок любезен и в романе,
И там уж торжествует он.

Но хотя мы отлично понимаем в настоящее время, что исторические массовые силы нельзя свести к тому, что в технике утешительных романов называется "счастливым концом", happy end. хотя убеждение в том, что за всякий хороший поступок человек должен получить награду, может быть, не так уж морально. - все же действительная жизнь не безразлична к нравственным ценностям, она не стоит по ту сторону добра и зла. Есть что-то еще более широкое, чем простое столкновение сил. История шире частной морали, она не обещает каждому справедливое вознаграждение за его труды и не может обещать отдельному липу совершенно точной нравственной бухгалтерии даже для тех времен, когда исчезнут классы и все пережитки классового строя. Она имеет дело с массовыми явлениями. Но в самой истории есть внутренний закон, объясняющий нам появление нравственных идей в голове человека. Этот закон часто бывает непонятен людям, когда их ослепляют интересы или пережитки, когда они совершают ошибки и преступления. Но такой закон есть, закон исторической необходимости и вместе с тем объективной правды. Существование его доказывается, увы, печальным опытом, и для того, чтобы подсказать свои требования, история часто пользуется весьма суровыми методами. Вы. вероятно, читали повесть Солженицына об Иване Денисовиче и помните великолепную фигуру бригадира Тюрина, его драматический рассказ о своей жизни. "Бог долго терпит, да крепко бьет". Чтобы это было совсем похоже на правду, нужно еще прибавить: он бьет не прицельным огнем, а по площади. Никакой гарантии в том, что его удар настигнет именно виновного, нет и не может быть. Иначе действительно пришлось бы верить в провидение. За грехи виновных часто страдают люди, не имеющие никакого отношения к содеянным преступлениям. Но расплата все же есть, за все приходится кому-то отвечать, ничто не проходит даром. Тут не бог. а то, что Герцен назвал "круговой порукой". Круговая поруки связывает людей более или менее широкими узами.

Религия создала ложную идею "первородного греха", ответственности, лежащей на всех людях. Религия многое искажает и многому придает безнадежный оттенок, но не на пустом месте создает она свои ложные идеи. Иначе никакой убедительной силы она не имела бы. Никакого первородного греха нет, а то, что Герцен назвал круговой порукой, есть. Приходится отвечать за преступления и ошибки. за ложные поступки, сделанные другими людьми. И вы не можете сказать: это бессмысленно, мир абсурден, как говорят экзистенциалисты. Нет, он не абсурден. Вы не можете отречься от круговой поруки, потому что вы сами пользуетесь положительными результатами деятельности других людей, их жертвами и подвигами, их трудом и энтузиазмом. "Наша борьба отзовется на поколеньях иных" - эти слова старой революционной песни также выражают закон круговой поруки, но с его положительной стороны. Не зря погибли герои революции, не напрасно "пол ношей крестной весь в слезах влачится правый". Только расчет производится к масштабе больших исторических процессов. И для того, чтобы этот расчет не был жесток по отношению к реальным личностям, к подавляющему большинству людей, для этого и совершается наша общественная борьба.

Марксизм, признающий только силу, "острие против острия", это не марксизм. История - не темная иррациональная стихия. В пей есть и разум, и нравственный закон, действующий безотказно, хотя и жестоко, стихийно, пока люди не овладели им. опираясь на реальные факты и силы, взятые в их лучшем, прогрессивном содержании. Конечно, в высшей степени слабы все человеческие слова о бескорыстии и добре, как только они отделяются от интересов. Тут они превращаются в лицемерие или наивность. Но сами материальные интересы, имеющие такую власть в истории, те реальные силы, которые, кажется, ломают всякий оптимизм, всякую веру в добро, сами они в своем развитии доказывают обратное - доказывают существование разумной основы всемирной истории. Время от времени она выступает на поверхность и становится доступной человеческому сознанию.

Вот несколько фактов из сочинений Маркса и Энгельса. Я беру их для того, чтобы показать, каков подлинный взгляд марксизма в его оригинальном источнике. В моей хрестоматии "Маркс и Энгельс об искусстве" я нарочно соединил в одно целое большой раздел о трагическом в истории, из которого видно, что в марксизме трагическое и трагикомическое не являются искусственной формой, которую писатель прикладывает к фактам, чтобы сделать эти факты более интересными для человеческого сердца. Есть момент объективного трагизма или объективного комизма, или того и другого, заложенный в реальных ситуациях. Разве судьба Бергсона не трагедия или трагикомедия? Большие слои европейской интеллигенции бежали из своих стран, когда ударила волна гитлеризма, а между тем фашисты воспользовались всем разложением буржуазной идеологии, всем развитием ее в сторону реакционных идей, в том числе и тем, что было сделано пострадавшей от него эмиграцией.

Это мрачная шутка, "ирония истории", но объективно это так. Однако начнем по порядку Возникновение мелкой частной собственности в рамках сельскохозяйственной общины. Выделение "аллода" на заре средних веков. Энгельс показал, каким образом этот процесс привел к тому, что мелкая частная собственность оказалась закрепощенной, и как из этого получилось средневековое феодальное землевладение.

Уничтожение мелкой частной собственности и возникновение капитализма. На заре капитализма происходит отнятие частной собственности у ремесленника и крестьянина, образование мануфактуры и крупных сельскохозяйственных поместий. Новая "ирония истории". Один капиталист убивает многих. Мелкие предприятия подавляются более крупными. Это отрицание отрицания.

Дальше. Капитализм растоптал прекрасные фразы о свободе и равенстве, провозглашенные буржуазной демократией. После французской революции лучшие умы пришли к жестокому разочарованию, о чем написано несколько хороших романов. Из этого вышла и "мировая скорбь" байронизма.

А что получилось? Ирония мировой истории снова повернула дело в сторону оптимизма. Герои Бальзака - корыстолюбцы, которые в погоне за собственной выгодой разрушали патриархально-общественные порядки, сами породили рабочий класс, отрицание капитализма, сами работали на других. То, что вызвало сначала неверие в осмысленность исторического движения, против воли самих эксплуататоров привело к великой надежде коммунизма.

Капитализм не может жить без войны, он создал гонку вооружений. А к чему это привело? К тому, что возникли постоянные армии, армии людей, привыкших к употреблению оружия и не желавших это оружие отдать. Следствием этого было превращение войны империалистической в войну гражданскую на исходе эпохи 1914 -1917 гг. Ирония истории и здесь восторжествовала.

А колониализм? Вывоз капитала в страны дешевого труда создал в них промышленность и рабочий класс, развилась национальная буржуазия, возникли национальные требования. Оказалось, что капитализм и в этом отношении привел свою собственную систему к совершенно обратным результатам. Он должен сейчас подчиняться освобождению зависимых и угнетенных стран. Значит, по произволу, в угоду своим интересам и силой, "колесо истории" вертеть нельзя. Или, более точно выражаясь,- можно, но это приводит к обратным результатам. Эксплуататорские классы не могут поступать иначе, но в своих преступлениях они сами становятся слепыми орудиями всемирно-исторического развития. Возмездие существует.

Гитлеризм начался громадным подъемом, а закончился страшной катастрофой для тех сил, которые его пестовали, закончился тем, что мир после второй мировой войны принял новый облик, гораздо менее благоприятный для капиталистических стран. Возмездие существует.

Итак, если подвергнуть исторические факты марксистскому анализу, то окажется, что эти факты не лежат вне нравственных рамок, вне субъективной ответственности тех, кто их создает. Вот почему Тольятти прав, когда он обличает империалистов и осуждает их за преступную политику подготовки атомной войны, не ограничиваясь мыслью о том, что волк есть волк, и это закономерно. Это закономерно, но и возмездие также закономерно, а под влиянием очевидных фактов даже самые слепые люди бывают способны что-нибудь понимать. Наука истории - суровая наука.

Отдавая себе отчет в том, что интересы империалистов решительно противоположны прогрессивному движению общества, глубоко расходятся с ним, мы все же имеем основание думать, что печальный опыт толкает даже самых закоренелых врагов мира и демократии в сторону отрезвления. Мы помним, как в 1940-1941 гг. англичане и французы оказались на краю пропасти; мы помним, как капиталистические правящие слои этих народов вынуждены были пойти против гитлеризма со своими народами, хотя они делали это со скрежетом зубовным. Почему же невозможны и другие случаи подобного типа? Вот почему не так безнадежны в настоящее время шансы мира, несмотря на всю враждебность империалистов к социалистическим странам и несмотря на то, что капитализм действительно неотделим от войн.

В наше время, когда круговая порука в масштабе всей планеты стала настолько тесной, даже слепые могут понять, что ничего кроме самоубийства в атомной войне они не достигнут. Самая воинствующая клика, американские буржуазные политики, вынуждена несколько иначе взглянуть на ход вещей и под страхом худшего вести политику, более похожую на компромисс. Если политика компромисса возможна в результате напора масс внутри страны, почему она невозможна в международных отношениях?

Это трезвый марксистский взгляд, а не абстрактная схема, сводящаяся только к отвлеченному понятию столкновения сил. В своем классическом произведении "Капитал" Маркс как бы предваряет все последующие формы подлинно марксистской политики. "Нечего предаваться иллюзиям,- говорит он.- Подобно тому, как американская война XVIII столетия за независимость прозвучала набатным колоколом для европейской буржуазии, так по отношению к рабочему классу Европы ту же роль сыграла Гражданская война в Америке XIX столетия. В Англии процесс переворота стал уже вполне осязательным. Достигнув известной ступени, он должен перекинуться на континент. Он примет здесь более жестокие или более гуманные формы в зависимости от уровня развития самого рабочего класса"[1].

Отсюда требование уступок рабочему классу. До некоторой степени самой буржуазии выгодно обеспечить ему более высокие условия развития, она сама держит в своих руках свою судьбу. "Более гуманные формы" социального переворота в значительной степени зависят от дальновидности самого правящего класса. Как известно, английская буржуазия оказалась дальновидной. При сопротивлении самых отчаянных зубров она все же ввела фабричное законодательство, сделала ряд уступок рабочим. Конечно, ей облегчило здесь возможность прозрения ее колониальное богатство, исключительное положение на мировом рынке. Но все это было бы ничто без угрозы кровавого восстания рабочих, без печального опыта борьбы против неотразимого хода истории. Вы знаете, что в настоящее время есть достаточно веские материальные силы, заставляющие американских лидеров проявлять некоторое миролюбие. Но самое главное - что стоящая за этими силами логика вещей, моральный фактор как отношение всех классов современного общества, по определению Ленина. Таким образом, безусловной классовой слепоты не бывает. Капиталисты могут действовать более или менее благоразумно, если они боятся худшего и если перед ними наглядный печальный опыт, ведущий к возмездию.

Вся человеческая деятельность опирается на необходимые процессы. Но при осознании этих процессов мы можем видеть более далеко, а можем быть более слепы. Мы можем предвидеть более отдаленные последствия своих действий, а можем увлекаться только минутным успехом. Действительность отвечает на выбор, сделанный нами. В этом суть вопроса о свободном действии.

Вопрос о роли печального опыта имеет, конечно, значение и для революционных классов и партий. В борьбе за лучший мир, за осуществление своих прогрессивных целей они также нуждаются в дальновидности, в благоразумии, "софросюне", как говорили древние греки. Иначе и здесь ирония истории сыграет свою песенку. Если вернуться к печальному опыту китайских руководителей, то мы увидим: в своем стремлении форсировать свои успехи, вплоть до неразумного вторжения в природу, они только лишний раз доказали, что не силой, "нахрапом", как говорил Ленин, можно решать вопросы экономики и культуры. Есть некий разумный закон в общественном развитии, и с ним нужно считаться, иначе мы вызовем только своего рода месть истории и природы, а по закону круговой поруки заставим и других расхлебывать эту кашу.

В истории известны периоды, когда после цветущей цивилизации оставалась пустыня. Почему оставалась пустыня? Потому что люди вели хищническое хозяйство, потому что они не предвидели более отдаленных последствий своих поступков, трагического перехода свободы в необходимость. А, наверное, им думалось, что они действуют во имя собственной пользы или какой-нибудь высшей целесообразности. В стремлении к самым лучшим целям, в погоне за пользой люди часто забывают, что нет ничего полезнее истины. Маркс говорил: чтобы узнать, что полезно для собаки, нужно исследовать ее природу, а не конструировать эту природу исходя из принципа пользы. Китайцы уничтожили воробьев, а оказалось, что в хозяйстве природы это нужная птица. Вот и приходится теперь снова разводить. Семь раз примерь, один отрежь.

Нужно учитывать не только ближайшие, но и последующие результаты наших действий, писал Энгельс. Непродуманные действия вызывают обратные последствия. Законы природы и законы истории мстят за себя. Их нельзя обойти. Этот автоматизм реального хода вещей и есть тот действительный разум, который не гость в объективном мире, не случайное явление в нем. Мы можем предъявлять этому ходу вещей те или другие претензии. Мы зашли очень далеко, наш разум, взятый из окружающего объективного мира, в свою очередь судит о нем и довольно строго, судит о действительности совсем как Альфонс Кастильский, который сказал: "Если бы господь-бог спросил моего совета, я посоветовал бы ему что-нибудь лучшее".

Часто бывает так: человеку кажется, что он все понимает лучше, чем история и природа, и он преследует свою цель со своей страшной последовательностью. Особенно это опасно, когда цели велики и благородны, а средства, сосредоточенные в руках партий, которые изменяют мировую историю, громадны. На людях тогда лежит колоссальная ответственность, чтобы не совершить ложного шага и не вызвать гнев Немезиды, или, говоря более просто, обратные последствия наших собственных поступков. Опыт периода культа личности заключает в себе много печального и заставляет думать.

Теперь часто приходится слышать, что есть хорошие средства и есть плохие средства: до 1953 г. применялись дурные средства, а надо понять, что только благородные, чистые средства хороши.

Да, это прекрасно, когда можно применять такие средства. Но средства всегда ниже целей, а если бы они были на равном уровне с целями, то они и не нужны - цель уже достигнута. Государство, деньги, тюрьма - все это средства, и средства, вообще говоря, не блестящие; все они гораздо ниже цели - коммунизма. Все они, конечно, могут привести к извращениям и злоупотреблениям.

Неру в "Открытии Индии" ставит коммунистам в вину их слишком большую, по его мнению, гибкость в выборе средств для достижения целей. Этому, как он говорит, недостатку этического момента в марксизме Неру противопоставляет учение Ганди: необходимо избирать надлежащие средства для достижения цели, соответствующие ей. Но, выдвинув такую формулу, он сам под влиянием реального политического опыта высказывает сомнение: "Цели и средства. Существует ли между ними неразрывная связь, оказывают ли они взаимное воздействие друг на друга, ведет ли применение ошибочных средств к искажению, а подчас даже и к уничтожению поставленной цели? Но ведь надлежащие средства могут оказаться недоступными для слабой и эгоистической человеческой натуры. Как же поступать в таком случае? Не действовать значило полностью признать поражение и подчиниться злу; действовать - весьма часто значит идти на компромисс с каким-то проявлением этого зла, со всеми теми вредными последствиями, к каким ведут такого рода компромиссы"[2].

Какой же из этого вывод? Получается, что отвлеченная народническая постановка вопроса у Ганди нуждается в исправлении, когда речь идет о реальности. Может быть, танки и самолеты - "ненадлежащие" средства, но ими приходится пользоваться в реальной борьбе. Ведь думать, что можно решить все вопросы жизни посредством вегетарианства и воздержания, это значит способствовать злу и примиряться с ним.

Не существует таких средств, применение которых не заключало бы в себе возможности отрицательных последствий. Суть дела не в средствах, а в том. как ими пользоваться. Наука - чистейшее средство. А что выросло из самой "чистой" науки в условиях империализма? Читайте историю изобретения атомной бомбы, водородной бомбы, историю страшного преступления, соучастниками которого стали ученые по тому же самому трагическому закону круговой поруки, который я вам излагал. Стало быть, еще раз: дело не в поисках "надлежащих" средств, а в том, кто и как их применяет.

Энгельс писал в 1889 г. датскому социалисту Триру: "Отвлекаясь от вопроса морали - об этом пункте здесь речи нет, и я его поэтому оставляю в стороне,- для меня, как революционера, пригодно всякое средство, ведущее к цели, как самое насильственное, так и то, которое кажется самым мирным.

Такая политика требует принципиальности и характера, но какая же политика этого не требует? Она подвергает нас опасности коррупции - говорят анархисты и друг Моррис (Уильям Моррис - известный английский художник и социалист.- М. Л.). Да, если рабочий класс представляет собой общество глупцов, безвольных людей и просто-напросто продажных негодяев, тогда самое лучшее нам тотчас же убираться восвояси, тогда пролетариату и всем нам нечего делать на политической арене. Пролетариат, как и все другие партии, быстрее всего учится на последствиях своих собственных ошибок, и никто не может полностью уберечь его от этих ошибок"[3].

Как видите, та же общая постановка вопроса. Даже люди, ведущие борьбу за самые лучшие цели в рядах революционных партий,- не святые, и даже после того, как началась революция, они, по выражению Ленина, не стали святыми. Но если они чего-нибудь стоят, то опыт их собственных ошибок научит их многому. Ошибки заслуживают осуждения, но они вместе с тем и учат. Чему они учат? Тому, что любое средство, применяемое для достижения самой лучшей цели, может превратиться в собственную противоположность, может из слуги стать господином, самоцелью, может принести к ошибкам и преступлениям.

Да, такие черты встречаются в истории революции. Но если мы говорим, что печальный опыт может кое-чему научить даже империалистов, то у нас ведь то преимущество, что разум и совесть истории - на нашей стороне. Только не нужно думать, что это освобождает нас от ответственности. Чем больше моральная сила революции, коммунизма, тем важнее ее сберечь, тем важнее помнить, что ни силой, ни хитростью нельзя достигнуть того, что достигается лишь верным применением революционной теории к объективному процессу развития изменяемого нами мира Ленин однажды сказал еще в пору борьбы с меньшевиками, что нет такой карикатуры на марксизм, которая, к сожалению, не находила бы себе осуществления |...|. Но разве это судьба одного лишь марксизма? Нет, все великие идеи - именно потому, что они так велики и захватывают множество людей - подвергались искажениям. А малые идеи, может быть, и сохраняются в чистоте, да что от этого толку? Вспомните историю первоначального христианства, которое Маркс и Энгельс любили сравнивать с возникновением научного коммунизма, с Интернационалом. Разве оно не было испорчено уже к IV в.? Разве гуманизм эпохи Возрождения не выродился в чиновническое литературное педантство? Разве не существовало вульгарного Просвещения в XVIII в. наряду с его великим основным течением? Но все эти идеи были не так глубоко связаны с интересами большинства человечества, самых широких народных масс. Они не были ни так последовательно научны, ни так богаты революционным опытом, как марксизм. И они испортились. Теперь же мировая история всем своим содержанием учит нас уму-разуму и воспитывает в духе своего великого нравственного закона - закона свободы как сознательного контроля над внешними силами и своими собственными действиями, закона круговой поруки и коммунистического сплочения, товарищества.

Вот почему мне кажется, что преодоление опасности вульгаризации марксизма является вопросом номер один в борьбе с буржуазной идеологией. Могут спросить: а ревизионизм, разве он менее опасен? По странному недоразумению ревизионизм как-то не привыкли считать вульгаризацией марксизма, к ней относят что-то более безобидное и простительное - от чрезмерного усердия, что ли. На самом же деле история социализма показывает, что это одно и то же. И левый и правый ревизионизм проистекает из одного и того же социального источника. Начинается часто очень "левым", а кончается апологией Чингис-хана и требованием границ до Черного моря. Говоря об опасности вульгаризации марксизма, я имею в виду и мнимую верность догме, и попытки исправить наше учение путем дополнения его при помощи элементов, заимствованных из любых источников - из западного экзистенциализма или из китайского конфуцианства.

Наши противники говорят, что марксизм беден нравственным содержанием, что он не отвечает на вопросы антропологии, духовной структуры личности и т. п. Это, конечно, величайший вздор. Если мы еще не развили некоторых сторон нашей философии, то это наша вина, а не вина марксизма. Один остроумный человек сказал, намекая на известный тезис Маркса о Фейербахе: "Раньше философы только объясняли мир, теперь они и этого не делают". Перед нами громадные задачи, и мы действительно еще очень мало сделали для их решения - такого решения, которое не отталкивало бы к Шопенгауэру, а способно было бы привлекать к нам умы друзей, импонировать даже врагам, заставляя их считаться с нашей философской аргументацией как с серьезным противником.

В одном западном философском словаре мы читаем: "Материализм представляет собой противовес заблуждениям идеализма, но в своей односторонности совершенно пасует перед всеми решающими, т. е. человеческими, проблемами (сознание, существование, смысл и цель жизни, ценности и т. д.), которые он отклоняет как мнимые. Основные его положения - это ряд догм и примитивная онтология, давно превзойденная западной мыслью. Материализм - образ мышления, предпочитаемый массами, поскольку они надеются осуществить свои цели прежде всего благодаря своему "весу", своему большому количеству и ощущают себя как нечто более или менее телесное..."[4].

Скажите, разве то, что я вам только что излагал, похоже на эту варварскую характеристику материализма? Мне кажется, что нет более серьезной точки зрения для анализа всех "человеческих проблем", в том числе и пресловутой проблемы "смысла жизни", чем та точка зрения, которая во всем своем обаятельном, всепобеждающем научном реализме лежит в основе нашего материалистического мировоззрения. Я думаю, что это единственная духовная позиция, способная в современном разброде сохранить элементарные основы сплочения человечества, основы подлинной нравственности. Массы сильны не только своим количеством и своим пониманием "телесного" - в этом нередко может быть и слабость, и ею часто пользовались всякие плебисцитарные режимы фашистского или бонапартистского типа для порабощения масс, для превращения их в толпу. Массы сильны своим моральным весом, который неотделим от их реальной исторической силы. А те теории, которые имеет в виду цитированный выше философский словарь в качестве вполне современных и отвечающих "западной мысли",- эти теории уже давно показали свои болезненные, ужасные реакционные последствия. Ведь именно эти идеи, овладевшие буржуазным сознанием XX в.. можно свести к единой фор муле: возвращение к счастливому варварству. В этом ли подлинный "смысл жизни" и решение "человеческих проблем"? В современном мире только марксизм есть опора всего подлинно нравственного, истинного и прекрасного.

Вот все, что я мог рассказать вам в этой лекции. Позволю себе закончить одним небольшим воспоминанием.

Спорят о том. кто как вел себя при культе личности. Одни говорят: мы ничего не понимали, с нас и спрашивать нечего. А другие говорят: мы все понимали, но молчали и потому также вели себя соответственно. Мне кажется, что возможна была и другая, или, вернее, третья позиция, и что ее придерживалось большинстве людей, создавших все, что у нас есть в настоящее время, и защитивших это в Оте чественной войне. Едва ли большинство людей было так наивно, чтобы не видеть творившихся несправедливостей. Были, разумеется, иллюзии по отношению к личности Сталина, но были и сомнения, которые не находили выхода. Однако люди в своем большинстве, даже когда они упоминали имя Сталина, служили не ему. не культу личности, а чему-то большему, служили великим целям коммунизма Уровень сознательности во всех делах, как известно, бывает различный. И псе же люди шли в бон за эти цели часто с чувством горечи, но с высоким, хотя, быть может, теоретически и недостаточно ясным сознанием того, что наша собственная история - тоже противоречивый процесс. Это не лишало их твердого убеждения и необходимости делать свое коммунистическое дело, как они его понимали, стремясь при этом к тому, чтобы эти испытания обошлись нам дешевле, меньшей кровью Другие, конечно, поступали иначе.

Так вот. помнится, однажды на лекции, а было это примерно в 1938-1939 гг. в довольно суровое время и перед большой аудиторией я рассказал небольшую историю, заимствованную из "Декамерона" Бокаччо. История эта о том, как один купец, еврей по имени Авраам, имел друга, купца-христианина, который очень хотел обратить его в свою веру, чтобы тот после смерти не попал и ад. Авраам долго не поддавался, но так как они были большие друзья, то однажды он скапал "Ладно, поеду я в Рим, посмотрю, как живут папа и кардиналы. Если меня удовлетворит их образ жизни, то приму христианство".

Купец-христианин стал уговаривать своего друга не делать этого, понимая, что если он приедет в Рим и увидит, как кардиналы живут с наложницами, а папа торгует должностями, то он навсегда откажется от крещения. Но Авраам был тверд и решил поехать. Вернувшись через некоторое время, он объявил, что согласен изменить веру. "Как, неужели ты нашел, что папа и кардиналы ведут святой образ жизни?" - "Нет, они живут дурно - так, как будто хотят отвратить людей от своей веры. Но я понял, что если, несмотря на эти поступки, ваша религия продолжает оставаться в блеске и славе и если она не только не терпит ущерба, но даже приобретает все больше последователей, то это и есть истинная религия. Поэтому пойдем в церковь и совершим обряд".

Вот какую историю я рассказал, правда, с некоторым опасением. Но со мной ничего не случилось. Молодежь правильно меня поняла. Она поняла, что марксистское учение - это великая, независимая держава, а мы, ее слуги, не всегда бываем на уровне своих задач. Мы можем и ошибаться, и вести себя дурно. Плохо, когда это бывает, но еще хуже, когда утратив какие-нибудь иллюзии, люди впадают в разочарование и начинают думать, что, по известному выражению, "нет правды на земле". Это глупее всего, глупее самых наивных иллюзий и ошибок. Да, марксизм - это великая держава, которая опирается на разумное, нравственное начало мировой истории. Бывают периоды, когда трудно что-нибудь исправить. Условия задачи даны, и она решается определенным образом. А сейчас, после 1953 г., перед нами громадные возможности. И нам нужно стараться быть на уровне этих возможностей. Надо научиться действовать таким образом, чтобы не только ближайшие последствия наших поступков были выгодны нам, но чтобы и отдаленные их результаты не приводили к разочарованию и чтобы не приходилось снова учиться на опыте тех же ошибок. Для этого-то и нужно разрешить вопрос номер один, т. е. отмежеваться от такого "марксизма", который годен только на то, чтобы отталкивать людей в объятия буржуазной идеологии - к Шопенгауэру или куда-нибудь подальше.

Я не сомневаюсь в том, что у нас найдутся силы для решения этой задачи.


1. Маркс К,. Энгельс Ф. Соч. 2-е изд. т.23. с.9
2. Неру Джавахарлал. Открытие Индии М . 1955. с. 20
3. Маркс К.. Энгельс Ф. Соч. 2 изд. Т. 37. С. 275-276
4. Философский словарь Генриха Шмидта / Пер. с нем. М. 1961. с 353.


На главную Мих.Лифшиц Тексты